Последние дни Помпеи - Страница 24

— Если ты хвалишься своим этрусским происхождением, то народ твой ведет свое происхождение от египтян и твои предки клялись моим в повиновении. Твое происхождение, как и твое занятие, делают тебя подвластной Арбаку. Слушай же и постарайся услужить мне!

Волшебница наклонила голову и Арбак продолжал:

— Насколько мне известно, ты достаточно искусна в приготовлении смертельных напитков, которые останавливают жизнь, вытесняя нестерпимым жаром душу из тела, и прекращают движение молодой крови в жилах, замораживая ее так, что не растопит никакое солнце. Преувеличиваю я твое искусство или нет? Говори правду!

— Могучий Гермес, действительно я умею делать все это. Взгляни на мои мертвенные черты: все жизненные краски сошли с моего лица только благодаря тому, что я постоянно сижу над этими ядовитыми травами, которые день и ночь кипят тут у меня в котле.

При этом заявлении колдуньи, Арбак невольно отодвинулся от такого всесокрушающего соседства.

— Хорошо, — сказал он, — ты последовала правилу всякой глубокой науки, предписывающему пренебрегать телом для умудрения духа. Ну, слушай же! Мое настоятельное и самое горячее желание — отомстить! Отомстить заносчивому гордецу, который, расхаживая в шитых золотом пурпурных одеждах и выставляя на показ свою молодость и красоту, становится всюду поперек моим планам и разрушает их! Этого мальчишку, этого Главка, я должен убрать с дороги; он должен умереть, и чем скорее — тем лучше!

Когда колдунья услыхала имя Главка, в ее мутных глазах загорелось пламя ненависти, сухие пальцы скорчились, как когти, и она спросила пронзительным голосом:

— Главк, говоришь ты, повелитель?

— Тебе нет дела до имени, — сухо возразил Арбак. — Ты приготовишь питье, которое на этот раз я не хочу по особым на то причинам готовить сам, и через три дня эта ненавистная жизнь должна прекратиться.

Немного подумав, старуха возразила:

— Прости твою рабу, что она осмеливается подать совет. Подобная месть, при строгости настоящих законов, легко может обрушиться на наши собственные головы. Поэтому, не лучше ли будет, если вместо смертельного яда я приготовлю такой, который, разрушая мозг, обращает ум в безумие, юношу в старика, впавшего в детство? Разве твоя цель не была бы достигнута таким способом?

— Ха-ха!.. Твой совет не дурен! Такая доля гораздо ужаснее смерти! На двадцать лет продлю я твою жизнь и вместо нищенского вознаграждения, которое ты получаешь за свои предсказания с тупого деревенского люда, прими вот тут кое-что более ценное!

С этими словами он кинул старухе тяжелый мешок и, пока она с радостью взвешивала в руках полученное золото, он прибавил:

— На сегодня довольно. Прощай! Пусть сон не смежает твоих глаз, пока напиток не сварится. Следующей ночью я приду опять, чтоб получить его.

И не дожидаясь ответа, он вышел быстрыми шагами из сырой пещеры на свежий воздух и спешно, сколько позволяли силы, стал спускаться с горы.

Колдунья смотрела некоторое время с порога своей пещеры вслед ему, потом тихо вернулась назад, взяла лампу и пошла в самый отдаленный угол пещеры. Тут было совершенно темное отверстие, видимое только вблизи; она вошла в него и, пройдя немного, остановилась перед небольшой нишей в стене, приподняла камень и положила мешок с золотом в углубление, содержавшее множество монет различной ценности. С наслаждением полюбовавшись, как блестели при свете лампы ее сокровища, колдунья закрыла снова отверстие и, сделав еще несколько шагов вниз по своей тропинке, остановилась перед какой-то трещиной в земле, довольно большой и неправильной формы. Тут она наклонилась и стала прислушиваться к странному шуму и далеким раскатам, доносившимся до ее слуха из глубины. Время от времени, будто толчками, со звуком, похожим на свист стали при трении о точильный камень, вылетали струйки черного дыма, и — кружась — расходились по пещере.

— Подземные духи работают усерднее обыкновенного, — пробормотала старуха и в раздумьи покачала седой головой. Наклонившись ближе, чтобы заглянуть внутрь земли, она заметила далеко внизу, в расщелине, длинную полоску темно-красного света с дрожащими лучами. — Странно, — сказала она содрогаясь: — вот уже два дня, как показывается этот беспокойный огонек… Что он может означать?

Лисица, которая последовала за своей хозяйкой, вдруг испуганно завыла и, поджав хвост, побежала от серного дыма, назад в пещеру. Колдунья, пыхтя и отдуваясь, бормоча разные заклинания, тяжело поплелась вслед за ней. Она раздула маленькими мехами огонь под котлом, помешала дымящееся варево и проговорила с диким злорадством, скрежеща зубами:

— Гори, огонь! Варись, трава! Сохни, жаба! Я его прокляла и он должен быть проклят!..

ГЛАВА XI. В Роще молчания

Как хорош лунный свет на юге! Под этим дивным небом ночь так незаметно вытесняет день, что совершенно нет соединяющих их сумерек, как это бывает у нас — жителей севера. На минуту потемнеет небосклон, отразится в воде вечерняя заря сотнями розоватых огней, набежит легкая, как бы торжествующая над светом, тень — и уже вспыхивают одна за другой яркие звезды, небо становится темно-синим, необыкновенно глубоким, и ночь вступает в свои права.

Волшебным лунным светом серебрилась уже знакомая читателю роща среди Помпеи, в которой встретились тогда Арбак и Апесид. Посвященная первоначально матери богов и основательнице городов — Кибелле, от храма которой еще сохранялись тогда развалины и просвечивала сквозь листву древняя статуя, роща эта была известна в то время под названием Рощи молчания. Олинф и Апесид не раз уже сходились здесь для беседы; последний раз, когда Олинф, воодушевляя новообращенного своими речами, старался внушить ему необходимость беспощадно открыть народу весь обман жрецов храма Изиды, разговор их не остался без свидетеля. Жрец Кален, подслушавший прошлый раз все из засады, сегодня опять спрятался с тем же намерением за полуразвалившимся храмом Кибеллы.