Последние дни Помпеи - Страница 29

— Да, мудрый Арбак, и, надеюсь, я не помешаю.

— Нисколько. Только что один из моих вольноотпущенных — Калиас три раза чихнул справа от меня, и я уже знал, что меня ожидает что-нибудь хорошее, и что же? Боги посылают мне Калена!

— Зайдем, может быть, в твою комнату, Арбак?

— Как желаешь, но ночь светла и ароматна, а я еще слаб после моей недавней болезни: воздух меня освежит, поэтому походим лучше по саду, мы там также будем одни…

— С удовольствием, — ответил Кален, и друзья медленно пошли к одной из террас, уставленных мраморными вазами и сильно пахнувшими цветами.

— Как хороша эта ночь! — воскликнул Арбак. — Совершенно такая же благоухающая и звездная, как тогда, двадцать лет назад, когда впервые предстал моему взору берег Италии. Да, мой Кален, время бежит, старость начинает подкрадываться к нам; по крайней мере пусть хоть почувствуем, что мы жили!..

— Ты — баловень счастья и должен это ощущать вполне, — льстиво сказал Кален:- с твоим громадным богатством, твоим железным организмом, не подточенным никакой болезнью. А в настоящую минуту ты должен особенно хорошо чувствовать себя, торжествуя свою месть.

— Ты намекаешь на афинянина? Да, завтра свершится приговор над ним, — это верно; но если ты думаешь, что его смерть доставляет мне какое-нибудь удовлетворение, помимо того, что удаляет соперника на руку Ионы, то ты ошибаешься. Я вообще сожалею несчастного убийцу.

— У-бий-цу? — значительно и с расстановкой повторил Кален и остановил свой пристальный взгляд на лице Арбака, но звезды, смотревшие на астролога, не осветили ни малейшего изменения на этом лице. Пораженный и пристыженный жрец поспешно опустил глаза и продолжал:

— Убийца! Ты имеешь серьезные причины обвинять его в убийстве, но ведь никто лучше тебя не знает, что он невинен.

— Объяснись, — холодно сказал Арбак, уже заранее готовый к этому уколу, который не мог не быть сделан.

— Арбак! — шепотом начал Кален, — ты знаешь, я был тогда в «роще молчания»; я все видел из-за кустов, около храма; видел, как опустилась твоя рука с оружием и пронзила сердце Апесида. Я не осуждаю этого деяния: ты вовремя удалил с дороги этого врага и отверженца…

— Так ты все видел? — сухо заметил Арбак. — Я, впрочем, так и думал… Ты был один?

— Совершенно один! — подтвердил Кален, удивленный спокойствием Арбака.

— А зачем ты был тогда там и спрятался за развалины храма?

— Потому что из одного разговора Апесида с христианином Олинфом, тоже слышанного мною, узнал, что они сойдутся там и будут обсуждать нападение на тайны нашего храма. Я хотел знать об этом.

— Ты поверил хоть одной живой душе все то, чего ты был свидетелем?

— Нет, мой повелитель; тайна осталась сокрыта в груди твоего слуги.

— И твой родственник — Бурбо ничего не знает?

— Клянусь Изидой и…

— Довольно! довольно! Но мне, почему мне ты это сообщаешь только сегодня?

— Потому что… потому… — заикался, краснея, Кален.

— Потому, — перебил с ласковой улыбкой Арбак, дружески похлопывая жреца по плечу, — потому, мой Кален, — я это читаю из твоего сердца, — что накануне приговора ты яснее можешь мне дать понять, как дорого твое молчание для меня, как легко ты можешь львиную пасть, долженствующую поглотить Главка, раскрыть для меня! Не так ли?

— Арбак, — сказал совершенно потерявший свойственную ему отвагу Кален, — ты — настоящий чародей… Ты читаешь в душе человека, как в раскрытой книге!

— Это мое призвание, моя наука, — сказал как бы польщенный египтянин. — Ну, так молчи же, друг, а когда все будет кончено, я тебя озолочу.

Но обещание золота в будущем не по вкусу было алчному жрецу и не могло успокоить его жажды.

— Извини, но ведь все может случиться… Если ты хочешь, чтоб я молчал, то полей розу — этот символ молчания — теперь же золотым дождем.

— Остроумно и поэтично, — заметил Арбак кротким голосом, который вместо того, чтобы заставить его призадуматься и испугаться, ободрил жреца. — Ты не хочешь обождать до завтра?

— Зачем же откладывать, когда средства наградить меня под рукой у тебя? Твое колебание могло бы дать мне повод заподозрить твою благодарность.

— Хорошо, тогда скажи, сколько я должен тебе уплатить?

— Твоя жизнь очень драгоценна, а богатство твое очень велико.

— Всегда остроумен! Но к делу: назови, не обинуясь, сумму, которую ты желаешь получить.

— Я слыхал, Арбак, что у тебя в подземелье неисчислимые сокровища — золото и драгоценные камни; ты легко можешь отделить из них столько, что сделаешь Калена самым богатым жрецом в Помпее, а уменьшение не будет даже заметно на твоих сокровищах.

— Ты прав: покончим! Ты — мой давнишний, верный друг и можешь сойти со мной в кладовую, о которой ты говоришь. Там ты возьмешь столько, сколько можешь спрятать под твоей одеждой, а когда Главка уже не будет на свете, мы вторично посетим подземелье. Ну, хорошо так? Доволен ты предложением?

— О, величайший, лучший из людей! — воскликнул Кален, чуть не плача от радости. — Ты простишь мне мое оскорбительное сомнение в твоем великодушии?

— Тише! Еще один поворот дороги, и мы спустимся в погреб.

ГЛАВА XIII. Хитрость слепой

Между тем, Нидия испытывала невыразимые муки. При ее внешней слепоте, внутреннее ее зрение было особенно остро и минутами она бывала близка к тому, чтобы понять связь всего преступного поведения египтянина, но, она содрогалась перед ужасающей ясностью, с которой представлялось ей все это, из сотый раз повторяла себе одно и то же: «Главк, твой великодушный благодетель, который вырвал тебя из когтей жестокого Бурбо, должен невинно принять ужасную смерть! Что можешь ты для него сделать? О, боги! все и ничего! Но ты должна выйти, быть свободной, давно пора; соберись с духом, быть может, сердце и подскажет тебе что-нибудь!» Она опять и опять ощупью искала выхода из своей темницы и все находила только один, и тот был заперт; тогда стала она стучать и кричать, пока не подошел к дверям ее сторож.